СЛОВО О 2-Й ОПОЛЧЕНСКОЙ
1
Я пуповиною прирос к военной теме
И возвращаюсь к ней из разу в раз.
Подчас «Последние известия» и «Время»
Воспринимаю как «В последний час».
Мальчонка, я не мог «ковать победу».
Моя война – салюты над Москвой.
Да ложка с рыбьим жиром за обедом:
«За папу!» Он - на фронте. Он – герой.
В предания уходит 45-й.
А мне покоя не даёт война.
Безвестно павшего не воскресить солдата.
Но должно всех назвать по именам.
Посмертной выше нет награды для солдата,
Чем пядь земли с фамилией и датой.
2
Постичь пытаюсь горький 41-й.
И Сталинской дивизии судьбу
Хочу развеять домыслы и скверны,
Предать огласке гнусное табу.
Дивизия московских ополченцев
Пошла, как в песне, в свой последний бой.
И не одно свинцом пробито сердце
У Вязьмы по-над Бебрею-рекой.
Партийцем каждый был по убежденьям:
На подвиг – как на труд, без лишних слов.
Приказано прорвать удавку окруженья –
Они прорвали, всем смертям назло.
В цепи бойцов, пошедших на прорыв,
Взяв в руки автомат, шагал комдив.
3
В успех ли не поверили атаки,
С изъяном был ли изначальный план –
Но атакующих не поддержали с флангов.
За ними вновь защёлкнулся капкан.
Так окруженье стало катастрофой.
Изодран в клочья фронт советских армий.
А ополченцам выпала Голгофа:
За неудачи отвечает крайний.
За то, что пала тень на имя полу-Бога.
С дивизией расправились жестоко.
Что было воинству фон Бока не по силам,
В Москве политиканы совершили:
Дивизию живьём похоронили.
Не разбирая виноватых или правых,
Судьбу решили «телефонным правом».
А бой ночной и ярую борьбу
Накрыли саваном забвения – «табу».
Жонглируя, постыдно номерами,
Другим и имя отдали, и знамя.
А сталинцев – в небытие
И в Не-су-щест-во-ванье.
Читай тех лет партийные анналы –
Дивизии такой, считай, не создавали.
Так, фактам вопреки, без совести зазрения
Чиновное возобладало мнение.
А след героев, смертью смерть поправших,
Искать приходится в полках не воевавших.
Не обрету покоя и в гробу:
Из Книги памяти сочится яд «табу».
Моим врагам такую бы судьбу.
[2008-2010 гг.]
ПОЯС СЛАВЫ
Жизнь – это поле, нива, жито.
Смерть собирает дань на поле битвы.
Но место, где в сражении кровавом,
Сумело войско уберечь державу,
В народе называют Полем славы.
На запад от Москвы не поле – Пояс Славы.
И бой под Вязьмою вошел в него по праву.
…Суровая година – 41-й.
Фронт Западный в кольце,
В тиски зажат Резервный.
Бушует на Смоленщине «Тайфун»,
Нацеливая стрелы на Москву.
Уже моторы прогревают танки,
Горючим под обрез заполнив баки:
У Вязьмы изготовился к броску
Тевтонский рыцарь, крестоносный Функ.
И Сталин Лукину радиограмму мечет:
«Москву оборонять и некому, и нечем.
Спешите выводить войска из окруженья
На поле Бородинского сраженья».
К востоку от Днепра полки пошли немедля,
С проклятою ордой сошлись на речке Бебре.
И смертным боем били супостата,
Как в старину дружина Коловрата.
Свинцом кормила щедро иноземцев
Дивизия народных ополченцев.
А там, где угощенья не хватало,
Врага в своей крови топила алой.
Под Богородицким так окропила травы,
Что Бел-ручей с тех пор течет Кровавым.
Цейтнотом обернулся блиц врагу.
И, сколько бы не ярился «Тайфун»,
Увяз у Вязьмы на неделю Функ.
Сердец, бронею заслонив Москву,
Погибло ополчение, но уже
Встал Жуков на Можайском рубеже.
От Яхромы и Крюкова до Нары
То в пояс травы, то гранит и мрамор.
Пролег по сердцу шрамом
Кто я.
[1996 г. Редакция 2009 г.]
О, да! Воображенье – не моя стихия.
Над вымыслом, возвысив факт суровый,
Публицистически пишу стихи я,
Рачительно работаю со словом.
Воображенье – не моя стихия.
О, нет! Я – не поэт.
И всё же непрестанно
Творю десятки лет,
Отнють не графоманно.
Однако – не поэт.
Кто я?
Себя же повторив,
Отвечу, как когда-то:
Служу бессрочно в войске рифм
Нестроевым солдатом.
Не жду ни званий, ни наград
И повторяю снова:
Кто я? –
Поэзии солдат и ополченец слова.
[Январь 2010 г.]
Память земли
Давно оталели знамёна в Берлине. Но живы гримасы войны и поныне. Они затаились, как ржавые мины, Чтоб исподволь жалить с шипеньем змеиным. Опасны-как в горле застрявшая кость. Познаться с гримасой и мне довелось.
Однажды (на стыке веков это было) С поклоном мы ездили к братским могилам. Чтя память московских бойцов-ополченцев, Чьи судьбы поныне тревожат нам сердце, Под Вязьмой объехали всё,что могли. Везде брал я горстку священной земли. Щепотку,не больше.Однако же к дому С пакетом вернулся довольно весомым.
Готовился к тризне Пока суд да дело, Неделя одна за другой пролетела. Но вот уже с надписью урна готова. Заветный пакет поднимаю я снова... На миг, показалось, померк белый свет: Землёй - словно кровью - сочился пакет.
В невольном волненье задумался я: О чём мне поведать хотела земля?! (2011-2012)
Журавли над Бебрей
Зима не за горами. Но на север От Вязьмы тянут журавли На Бебрю, где мели свинцовые метели, Где ВОИ безымянно полегли.
Над Богородицким, над скорбным полем брани На запад повернул пернатый клин. Чтоб донести "Курлы" до Сережани, Как реквием. И в тоже время гимн.
Не там ли я, пока был полон сил По Вяземским просёлкам Колесил? Не в одиночестве искал я по полесьям. Со мной кружили журавли Бернеса.
Нашли мы где полёг отцовский полк. С тех пор уже немалый минул срок. Коль скоро я в дали от Вяземской земли, Маршрут мой повторили журавли.
В след помыслам моим порой предзимней На север журавли тянули клином (2012)
|